Критическое рассуждение об Александре Пушкине как о литературной норме, ставшей таковой из социальных соображений. В статье затронуты проблемы современного образования и целесообразность его изменения в будущем.
Давайте считать, что я все делаю чисто из праздного любопытства
Джим Моррисон
Мой учитель по литературе всегда говорил, что нет ничего прекраснее, чем творчество «непревзойденного» А. С. Пушкина. Впрочем, в том же ключе он отзывался о Лермонтове, Толстом, Некрасове и других столпах русской литературы, которые останутся расплывчатым воспоминанием о суровых школьных годах, проведенных за бессознательным зазубриванием строк наподобие:
Я Вас любил: любовь, еще быть может…, — Скажи-ка, дядя, ведь не даром…, Есть женщины в русских селеньях.
Школьная программа готовит из вас личность, готовую в употребление обществом. В школе вы получите минимум, необходимый, чтобы хоть как-то понимать значение слов «денди» и изредка цитировать что-то вроде «Счастливые часов не наблюдают», либо прочие пошлости: «Чем меньше женщину мы любим, тем больше нравимся мы ей» — в последнем случае еще и с грубой неточностью.
И в чем же тогда богатство литературы? В чем ее особенность, если большинство все равно не будет читать книг в будущем, если школьникам не давать даже возможности подумать, а только и повторять как в белой горячке: «Пушкин – хорошо, Маяковский – хорошо, да и Державин – это личность великая!» И попробуй скажи что-то поперек, как тут же окажешься в глазах окружающих Дон Кихотом, пытающимся бороться с ветряной мельницей, проиграешь и останешься с ощущением вселенского одиночества и невыносимой тяжести бытия.
Тут-то и прорывается Байроновское: «Душа моя мрачна…». Не хватает только выйти публично и извиниться за то, что помешал принимать готовые истины и заученные фразочки, которыми другие обмениваются с коллегами в задымленных коридорах. Лишь единицы взрастили в себе слушателя, готового дышать чистым воздухом горных вершин поэзии, лишь единицы могут различить изобразительную силу искусства в его любых проявлениях. А что другие? Их просто лепят, как пластилиновых человечков, и вставляют в готовые рамки, про которые они сами не узнают никогда. Они могут открыть книгу и тут же её закрыть, не понимая, что они с автором говорят на разных языках, даже когда речь идет о “презренной прозе”. Что же тогда говорить о чтении стихов?
Культ А. С. Пушкина
Со всемирной литературой я в основном знакомился в свободном режиме, имея счастье не слышать готовых толкований смысла произведений моим преподавателем. Мне посчастливилось не знать и мнений одноклассников, прочитавших краткое содержание за десять минут, но уже рассуждавших как литературные критики в 1840-х. Я был всегда предоставлен сам себе, лишь изредка проявляя активность на уроках, окончательно определенных мною к тому времени как заведомо бесполезных. К одиннадцатому классу я убедился в невозможности переделать общеобразовательную систему, где сорок пять минут абсурда крутятся как спираль при гипнозе неделями и годами. Учитель вливает готовый материал, редко пытаясь его преподнести как-то иначе с целью нарушить безмолвие не созревших умов. Гимназия воспитывает в вас личность пусть образованную, но принимающую на веру все, что написали в учебниках.
С чего бы вдруг я должен говорить о гениальности А. С. Пушкина? Несомненно, он – творец, но не такой, чтобы и его не стоило «сбросить с парохода современности». К слову, та надежда все-таки облегчить ход парохода не сбылась. В стихотворении «Юбилейное» Владимир Маяковский читаем слова капитуляции:
После смерти
нам
стоять почти что рядом:
вы на Пе,
а я
на эМ.
Учебники литературы могли бы быть более критичными, вы так не думаете? К чему постоянные елейные высказывания о Пушкине? Школьные пособия особенно в этом преуспевают. Повторно (а для кого-то впервые) знакомимся с Пушкиным в девятом классе с однозначных формулировок:
Приступая к обозрению русской литературы, осиротевшей после гибели Пушкина, замечательный русский критик Аполлон Григорьев в 1859 году писал: «…Пушкин – наше все. Пушкин – представитель всего нашего Душевного, особенного, такого, что остается нашим душевным, особенным после всех столкновений с чужим, с другими мирами.» По размышлениям критика, «не только в мире художественных, но и в мире всех общественных и нравственных наших сочувствий Пушкин первый и полный представитель народа русского.»
Не было и намека на переосмысление и у деятелей отечественной культуры. Ф.М. Достоевский пишет:
Он [Пушкин] понял русский народ и постиг его назначение в такой глубине и в такой обширности, как никогда и никто… Пушкин, по обширности и глубине своего русского гения, до сих пор есть как солнце над всем нашим русским интеллигентным мировоззрением.
Вслед за Достоевским в возвеличивании А.С. Пушкина упражнялся и И. С. Тургенев:
Он дал окончательную обработку нашему языку, который теперь по своему богатству, силе, логике и красоте формы признается даже иностранными филологами едва ли не первым после древнегреческого…<…>Нет сомнения, что он создал наш поэтический, наш литературный язык, и нам и нашим потомкам остается только идти по пути, проложенному его учением.
Да, не справился В.Маяковский, в противном случае мы бы не увидели подобные высказывания в «Правде»:
Пушкин был создателем новой русской литературы. <…> От Пушкина ведут свою родословную лучшие наши поэты… <…> Пушкин – великий русский национальный поэт. Но бессмертные произведения его художественного слова обогатили человечество. Русский народ справедливо гордится своим поэтом. В Пушкине сказались талантливость, сила, вдохновение, страсть великой страны…
Критика А. С. Пушкина
К моему удивлению, мне все-таки удалось отыскать весьма диссонирующий отзыв о творчестве А.С.Пушкина, авторство которого приписывается Д.И.Писареву:
Если бы критика и публика поняли роман Пушкина так, как он сам его понимал; если бы они смотрели на него, как на невинную и бесцельную штучку, подобную «Графу Нулину» или «Домику в Коломне»; если бы они не ставили Пушкина на пьедестал, на который он не имеет ни малейшего права, и не навязывали ему насильно великих задач, которых он вовсе не умеет и не желает ни решать, ни даже задавать себе, – тогда я и не подумал бы возмущать чувствительные сердца русских эстетиков моими непочтительными статьями о произведениях нашего, так называемого, великого поэта. Но, к сожалению, публика времен Пушкина была так неразвита, что принимала хорошие стихи и яркие описания за великие события в своей умственной жизни.
Пожалуй, если бы этот отзыв был в учебнике, учитель не мог бы так просто программировать будущих членов общества. И вот, вчерашние школьники повзрослели и заняли свое место в обществе. Что же значит «занять место в обществе»? Многими это понимается как возможность иметь заработок, профессиональную деятельность, социальную роль, понятную и принимаемую обществом и востребованную в рамках текущего технологического уклада. Работать, покупать, расходовать, работать, покупать, расходовать, но все-таки изредка насыщать себя духовно. Что, скорее всего, тоже несет характер социальный, нежели созерцательный – покажите ваш билет в партер с местом в первом ряду – вы primus homo.
Пушкин и Сталин — лидеры соцопросов
Около двух лет назад ВЦИОМ провел социологический опрос с целью выявить мнение российских граждан о классиках отечественной литературы. Вполне ожидаемо было лидерство А.С.Пушкина.
Александр Сергеевич Пушкин остается самым популярным русским писателем. таковы результаты соцопроса, проведенного ВЦИОМ. Так считают 42% опрошенных в России и 38% русскоязычных граждан других государств (кроме стран бывшего СССР). Вслед за Пушкиным первые строчки рейтинга любимых российских классиков заняли – Лев Толстой (27% россиян и 35% русскоязычных иностранцев), Михаил Лермонтов (20% и 18% соответственно), Федор Достоевский (16% и 22%). Также россияне часто называли Сергея Есенина (15%), а иностранные участники опроса – Антона Чехова (19%).
А не кажется ли вам, что столь очевидный успех А.С.Пушкина связан в первую очередь не с его творчеством, а с той социальной нормой, которой он является? В том же 2017 году был проведен еще один социальный опрос, но уже с другой тематикой.
МОСКВА, 26 июня — РИА Новости. Советский лидер Иосиф Сталин занял первое место в рейтинге выдающихся личностей в истории, опередив президента Владимира Путина и поэта Александра Пушкина. Об этом пишут «Известия» со ссылкой на результаты социологического опроса Левада-центра, «На первое место Сталина поставили 38% опрошенных. Вторыми по значимости в истории стали Владимир Путин и Александр Пушкин — так считают 34% россиян.
Вероятно, в будущем ситуация останется прежней. С уроков литературы мы вынесли одного Пушкина, с уроков истории – Сталина. Почему все так банально? Думаю, это и есть социальные нормы.
Возвращаясь к А. С. Пушкину, стоит отметить, что за всеобщим почитанием и признанием чаще всего скрывается невежество и отсутствие хоть какого-нибудь литературного вкуса. Естественно, это не применяется к каждому. Но что вам ответят, если вы спросите случайного прохожего о Пушкине? (Следует делать это способом, исключающим возможность отождествления вас с обитателями «седьмой версты»). Ответ вас не удивит, уверяю, услышите нечто колеблющееся от «гения» до «творца», и другие многозначные, неопределенные, синонимичные выражения.
Пушкин и Байрон
Лорд Джордж Гордон Байрон – человек, живший и погибший как настоящий поэт. Конечно, утверждать «Байрон первичнее Пушкина» на научных симпозиумах нельзя. Ведь всегда в ответ можно ссылаться на то, что «это спорное утверждение», «недопустимое сравнение», и.т.д. В некоторых случаях уважаемые заседатели суда над истиной действительно правы. Нельзя, например, сравнивать кирпич с гитарой. Но почему я не могу хотя бы для себя лично сравнить двух поэтов, в конце концов? Такие сравнения не приветствуются, ибо вскрывают интеллектуальную инертность академиков и других псевдоученых, пиявками присосавшихся к бюджетному финансированию.
Но почему я не могу сравнить Байроновского «Дон Жуана» с Пушкинским «Евгением Онегиным»? Неужели можно будет сделать вывод о том, что неплохо было бы сначала изучать в школе английского Лорда, нежели знакомиться сперва с родственником Абрама Петровича Ганнибала? Что сравнивать? Байрон – герой, поэт, который в один момент бросил все и пришел на помощь к угнетенным карбонариям в Греции, потратил существенные суммы на помощь повстанцам, тот Байрон, чье сердце не могло не отозваться на стоны порабощаемых следующими стихами:
О Греция, восстань!
Сиянье древней славы
Борцов зовет на брань,
На подвиг величавый.
К оружию! К победам!
Героям страх неведом.
Пускай за нами следом
Течет тиранов кровь
Лорд Байрон – одинокий скиталец, борец за свободу и права истязаемых карбонариев закончил как национальный герой Греции. У А.С. Пушкина была возможность завершить свой непродолжительный путь в 1825 году. Кто знает, быть может его имя было бы шестым в именах на Обелиске Декабристов? Судьба распорядилась иначе — оставила его в Михайловском селе, дабы он потом погиб на дуэли. И из-за чего? Из-за женщины. Можно ли сопоставить гибель за свободу угнетенных со смертью на дуэли из-за женщины? На мой взгляд, ответ очевиден.
А.С. Пушкин заслонил своей персоной многих других деятелей литературы XIX века. Заслуживает большего внимания его современник – поэт Кондратий Фёдорович Рылеев. Пожалуй, именно его душу можно назвать душой поэта. Как живо он реагирует на отзыв Пушкина о «Думах»:
Хоть Пушкин суд мне строгий произнес
И слабый дар, как недруг тайный, взвесил,
Но от того, Бестужев, еще нос
Я недругам в угоду не повесил.
Моя душа до гроба сохранит
Высоких дум кипящую отвагу;
Мой друг! Недаром в юноше горит
Любовь к общественному благу!
В чью грудь порой теснится целый свет,
Кого с земли восторг души уносит,
Назло врагам тот завсегда поэт,
Тот славы требует, не просит.
Так и ко мне, храня со мной союз,
С улыбкою и с ласковым приветом
Слетит порой толпа вертлявых муз,
И я вдруг делаюсь поэтом
Несправедливо остается в тени К.Ф.Рылеев – человек, чьи поступки были направлены на достижение всеобщего блага. Он получил отзыв Пушкина на свои «Думы», в котором Александр Сергеевич писал:
Что сказать тебе о думах? во всех встречаются стихи живые, окончательные строфы «Петра в Острогожске» чрезвычайно оригинальны. Но вообще все они слабы изобретением и изложением. Все они на один покрой: составлены из общих мест (Loci topici). Описание места действия, речь героя и — нравоучение. Национального, русского нет в них ничего, кроме имен (исключаю «Ивана Сусанина», первую думу, по коей начал я подозревать в тебе истинный талант) «Тебе скучно в Петербурге, а мне скучно в деревне. Скука есть одна из принадлежностей мыслящего существа. Как быть. Прощай, поэт — когда-то свидимся?.
Быть может не в произведениях выделяется русский человек, не в слове, а в деле, сделанном во имя свободы? Не думаю, что им удалось увидеться вновь…
Представляется возможным и дальше рассуждать на тему безотчетного восхваления А. С. Пушкина, автора стихотворения “Пророк”, но этим не заканчиваются неявные социальные нормы. Сказать вернее — это лишь частный случай в области культуры, феномен, который позволяет создавать и поддерживать иллюзию образования в школе, иллюзию образованности у человека, национальной культуры и достояния в масштабах страны. В действительности все вокруг – это абсурд, не имеющий отношения к тем понятиям, которыми люди пользуются в своей повседневной деятельности. Миллионы абсурдных умозрительных связей, заблуждение и сплошная профанация. Человечество изобрело тысячи понятий, бесчисленное множество слов, чтобы создать рамки комфортного существования. Повсюду ложь.
Впрочем, так ли плоха эта ложь? Взять того же Пушкина. Чем плох учитель, пришедший на занятие с больной головой, с полным отсутствием желания преподавать, понимающий, что большинство его не слушает, а лишь делает вид? Нужно ли ему вообще что-то делать, чтобы пробудить в них живой интерес к предмету, если все это не имеет смысла? Начав о Пушкине, он мог бы поговорить с одним знающим, нетерпеливым учеником о Хемингуэе, Цвейге, обсудить творчество Кундеры, порассуждать о том, почему Тереза так захотела фотографировать танки на улицах Праги в 1968 году, погрузиться в размышления об утках, улетающих куда-то с пруда у Южного выхода из Центрального парок Нью-Йорка. Но поступить так значит пожертвовать общим благом коллективного абсурда в пользу единичного читателя, способного к диалогу, и риск, с этим связанный, чересчур превышает потенциальный выигрыш.
Пожалуй, пора начать отрицать А.С. Пушкина, но не как литературное значение, а ту социальную норму, в которую он превратился. Тогда общество станет куда здоровее и самокритичнее. О чем можно рассуждать? Что можно придавать сомнениям?
Все.
…ибо в этом мире все наперед прощено и, стало быть, все цинично дозволено
Милан Кундера, «Невыносимая легкость бытия».
Э.К.
